С визита к ветерану Великой Отечественной войны Василию Антоновичу Глазу началась в Глусском районе республиканская гражданско-патриотическая акция «Здесь живет ветеран». Её организатором выступает Белорусский фонд мира, но к поздравлениям присоединились районный совет ветеранов, волонтеры пионерского движения и БРСМ. Они и установили на доме Василия Антоновича, рядом с красной звездой, памятную табличку. Кстати, представительная делегация навестила ветерана в не случайный для него день, а в день его рождения. Цветы имениннику вручила председатель районной организации Белорусского фонда мира Елена Кирей. Она же рассказала нам, что патриотическая акция только берет свое начало, и до 9 Мая символы памяти и благодарности будут установлены на домах и квартирах всех 22 ветеранов, живущих в Глусском районе. Всего же в Беларуси они появятся на более чем девяти тысячах домов и квартир.

К слову, представители общественных организаций, в том числе молодежной (БРСМ) и детской (БРПО), — нередкие гости в доме Василия Глаза. Пожалуй, чаще других навещают его ребята из средней школы № 1, для которых такие встречи — еще одна возможность пообщаться с человеком, который пережил самое страшное, что может быть, — войну, воевал, был ранен в блокадном Ленинграде, дошел до Берлина. Ведь услышать из уст очевидца, как создавалась история, всегда интереснее, чем прочитать об этом же в книгах. Василий Антонович в свои годы очень бодр и оптимистичен и охотно делится воспоминаниями.

В 1941 году Василий Глаз поехал учиться в Житковичскую школу ФЗУ (фабрично-заводского ученичества) на железнодорожника. Когда началась война, учеников вывезли на Урал, в Челябинск, а оттуда — под Москву, для работы на железной дороге. Потом Василий Глаз попал в Саратов на авиационный завод, и в 1942 году его призвали в морскую береговую пехоту. Так наш земляк оказался в Ленинграде, куда солдат переправили ночью на катерах по Ладожскому озеру.

Василий Антонович рассказывает: «Блокадный Ленинград забыть невозможно. Насколько люди голодали! Съели в городе всех котов и собак…125 граммовхлеба в сутки выделяли гражданским, да еще какой там хлеб — наполовину с опилками. Тем, кто на передовой, давали по400 граммовхлеба, возьмешь такой кусочек, не удержишься, съешь утром — и до следующего утра. Суп сварят — одна вода. Ночевали на снегу, подстилали еловые лапки. Голодно было, тяжело, а вот не болели. Наверное, молодость спасала, да и болеть было некогда. Каждый день сирена, бомбежка, обстрел.

В Ленинграде нас отправляли в наряд проверять квартиры и дома. Ехали на гусеничном тракторе, такая площадка на бревнах. Заходишь в квартиру — а там старушка мертвая, от голода умерла…»

Служил Василий Антонович связным. А 23 февраля 1943 года получил тяжелое ранение, случайно остался жив. «Накануне был тяжелый бой, полегло в нем очень много солдат, — делится воспоминаниями ветеран. — Рано утром 23-го мы снова пошли в наступление. Из штаба батальона я бежал в свою роту, темно еще было. Я знал, в каком направлении передняя линия, туда и бежал. Вижу: что-то черное копается на снегу, и прямо туда. А там воронка большая от снаряда, волокуша рядом лежит, на которой тянут раненых и убитых, а санитар перевязывает раненого, которому ноги посекло. Санитар мне и говорит, чтоб не шумел, мол, немцы недалеко. И правда, смотрю: немец близко-близко идет. А я молодой, горячий, давай патроны доставать. И снял бы его выстрелом, так уж близко немец был, а санитар мне: «Тихо, а то обнаружат нас». Санитар мне подсказал, в какую сторону отошла моя 6-я рота. Если б не он, я бы точно к немцам в траншею попал. Но думал я так: если только попадусь, живым не дамся, у меня с собой было шесть гранат. Помог я вытянуть раненого из воронки, санитар попросил, чтоб я дал им отползти, а потом только сам пошел. Я подождал немного, пока они метров на 50 отползли, и тут слышу: треск какой-то. А это граната летит: немцы меня обнаружили. Встать и бежать нет никакой возможности, я прополз чуть-чуть, но тяжело: на мне подшлемник вязаный, меховые рукавицы, телогрейка, шинель, винтовка в правой руке. Думаю, дай-ка я поднимусь да перебежками добегу к своим. И только поднялся, хлоп — а немец уже следил за мной — и разрывной пулей в правую руку ранило. Я снова в снег упал, отполз немного, позвал санитара, тот меня перевязал, и пополз я к своим.

Позже отправили на станцию, откуда раненых увозили в госпиталь. Там палатки, печка горит, раненые прибывают-отбывают. Сестра спрашивает, кто есть хочет, а я говорю: «Я хочу». Каши пшенной съел порцию, булочку дали и кружечку молока. Снова сестра спрашивает, кто есть хочет, и снова я отзываюсь. Понимаете, ем и есть хочу, такой голодный был, никак не мог наесться. Солдат рядом лежал, мне еще свою порцию предложил. Ну потом у меня живот и схватил с непривычки, еле откачали».

Связь с Ленинградом была только по Ладоге — дороге жизни. Машину или автобус с ранеными сопровождала медсестра. Дверь в автобусе открыта, медсестра одной ногой стоит на подножке. И точно так шофер — его дверка тоже открытая, одна нога на подножке. Это для того, чтобы вовремя успеть выпрыгнуть. Из-за постоянных бомбежек вся поверхность озера была в воронках, поэтому девушки-военные, насколько можно замаскированные — белые ватник, валенки, ушанка, — стояли вдоль дороги. Где упадет бомба,  там  они  ставили  веху,  чтоб  шофер  издалека  видел и объезжал воронки. Василий Антонович и сейчас помнит, как сжималось от страха сердце, когда автобус, где был он и другие раненые, ехал по Ладожскому озеру.

После ранения Василий Глаз три месяца провел в госпитале в Череповце Вологодской области. Оттуда отправили под Москву, для службы в зенитной артиллерии. Но там солдат пробыл совсем недолго, в это время формировались новые части для фронта, так Василий Антонович попал в 243-й минометный полк. Был заряжающим, наводчиком, связистом, а потом радистом. «Связь порвет снарядом — меня вызывают. Я ж молодой был, не уставал, справлялся и днем, и ночью», — вспоминает Василий Антонович.

А потом был победный май 45-го и побежденный рейхстаг.

«Когда наши войска вошли в Берлин, то брали просто дом за домом, — продолжает рассказ ветеран. — На первом этаже наши, на верхних — немцы. Пушкой били по верхним этажам, тогда немцы оружие бросали и кричали «Гитлер капут», сдавались. Но не все. Поэтому даже после капитуляции было запрещено просто так ходить по городу: немцы могли стрелять из-за угла. Правда, у нас в полку таких случаев не припомню.

А День Победы! Шапки подбрасывали, стреляли вверх, обнимались, целовались, радовались, что война закончилась, что живы остались.

Потом немцы мимо нас шли целыми колоннами. Местные дети подбегали и говорили: «Пан, пан, брутэ, брутэ». Это по-немецки «хлеб». Голодные они были. Конечно, давали им еду, жалко было детей, они-то ни в чем не виноваты. В Берлине мы пробыли сутки, назавтра нас перевели в город Веймар. Там я заболел и попал в 204-й медико-санитарный батальон. Когда выздоровел, остался в этом батальоне служить. Почту разносил, курьером был, в штаб через весь город ходил. А потом комиссия признала меня годным к нестроевой службе и отправила домой».

О. ПЕТРОВА

Фото С. РУДИНСКОГО