В годы Великой Отечественной войны Софья Васильевна Куницкая (девичья фамилия Потапенко) была ребенком, но очень хорошо помнит события тех страшных лет. Помнит, как хозяйничали в Катке, откуда она родом, фашисты, как жили сельчане в партизанском лагере и как прощались с родными, когда полицаи собирались сжечь людей живьем… Своим рассказом об эпизодах, врезавшихся в память навсегда, Софья Васильевна поделилась с нами и с нашими читателями.

Софья Васильевна родилась в 1934 году, ее отец, Василий Ильич, умер до войны, мать, Полина Емельяновна, растила детей сама. Во время войны их дом разбомбили, какое-то время семья жила у родственников, а потом перебралась в лес.

Партизан Сева

«Когда война началась, в деревне только старые да малые остались, — вспоминает Софья Васильевна. — Брату моему Григорию в то время было 12 или 13 лет, и он перевозил на лодке — у нас была лодка, как и у многих в деревне, — через реку Птичь партизан. Однажды немцы поймали одного из партизан, звали его Сева, он был сам местный, из Катки, молодой совсем.

На выезде из деревни Птичь стоял большой крест, туда немцы согнали всю деревню, стариков, взрослых, детей, и заставили смотреть. Поставили стол, стул, привели этого партизана, его родителей и сестру — и на его глазах убили сначала отца, а потом мать. Сестру оставили в живых, что с ней потом было, не знаю. А парня того, партизана, повесили.

(На гражданском кладбище в деревне Птичь есть памятник — братская могила, где похоронены Богомья Севостьян Васильевич 1921 года рождения, партизан 37 бригады имени Пархоменко, Богомья Василий Довидович (1887 г. р.) и Анна Иосифовна (1888 г. р.), дата смерти общая — 17.07.1942 года. Скорее всего, речь идет о них. — Прим. авт.)

Гришу тоже поймали, очень сильно побили, но кто-то помог ему, доказал, что не виновен. Хотя всё это, конечно, сказалось на его здоровье. После войны он окончил политехнический институт заочно, работал технологом, у него была семья, трое детей, но он рано умер».

В лесу

«Муж моей сестры Ани был директором школы в Катке, Ремигий Николаевич Минкевич, его в армию не забрали, говорили, дали белый билет. Так вот его сильно заставляли идти в полицаи, палками даже били, а он ни в какую.

У него рация была немецкая, он подслушивал, про это узнали и очень сильно его избили. Тогда придумали взрослые выход — мы все ушли в лес, к партизанам. Помню, приехали на лошади за нами и отвезли в лес, а потом попозже мы перебрались в лагерь для семей партизан, за деревней Лясковичи Октябрьского района, где жили дети, женщины и совсем старики.

Там случай был такой. К нашему лагерю подъехала немецкая повозка, как-то она заблудилась, видно. Взрослые попрятались, убежали, а дети малые остались, испугались, кричать начали! Но немцы нас не тронули, просто уехали. Может, потому, что повозка одна была, они не рискнули, побоялись. Но после того случая мы еще дальше в лес перешли жить».

Спасение

«Посредине был у нас костер, старшие сзади, а мы, подшиванцы, возле самого костра, чтобы не померзли.

А однажды просыпаемся утром — прямо к нам в будане торчат штыки.

И стоят полицаи. Нас всех забрали и погнали в Лясковичи.

Как сейчас помню, снег был большой-большой. Мальчик, где-то моего возраста, говорит: «Дяденька, я сильно устал, я сяду, посижу». И он взял, полицай этот, — и выстрелил в него…

В Лясковичах была больница, нас, человек пятьдесят, загнали в такое помещение, где мертвых держали.

Я рассказываю — и мне и сейчас это всё слышно… Как они, люди, все кричали в этом здании. Еще запомнила, что не было ни одного немца, ни одного! Были полицаи и добровольцы, в военной форме.

Здание это уже соломой обложили, и люди думали, что уже всё. Кричали, и обнимались, и плакали, и прощались…. Но тут пришел немецкий офицер и дал приказ всех распустить по квартирам до особого указания. Охраны не было, так которые помоложе, ночью сбежали. Назавтра спрашивали, где они, но мама сказала: мы не знаем где, у меня вот двое детей и я одна. С мамой были я и Казик, сын моей сестры, он младше меня, 1938 года рождения».

В Лясковичах

«Так мы стали жить там, в Лясковичах. Этот немецкий офицер к нам заходил, хороший человек был. Он рассказал, что он ученый, что у него двое детей, мальчик и девочка, такого, как мы, возраста. Говорил: зачем мне эта война, мне она совсем не нужна. Приносил хлеб, иногда шоколадки. А вот как звать его, не запомнила.

Один раз он предупредил маму, чтобы куда-то спряталась с детьми, потому что приедут отбирать детей отдельно, а стариков отдельно. Мама нашла какой-то погреб, в нем была вода, но она наложила туда камней, положила доску, нас, детей, поставила туда и сама спряталась. И еще один мужчина к нам присоединился, тоже прятался, так мы до вечера сидели там, а как стемнело, надо было убегать в лес. Меня мама вела за ручку, а Казик у нее на плечах. Лес далековато, прожектором освещали местность — сразу видно-видно становится. Поэтому, как прожектор осветит — мы падаем на землю, ползем.

Так доползли до леса, как раз к тому месту, где полицай мальчика убил, так он там и лежал. Взрослые мальчика похоронили, как могли, и уже мы пошли в лагерь».

Освобождение

«Лагерь был на болоте. Болото большое, замерзшее, лед как стекло, скользко-скользко. Туда пришли сестры мои, и там мы были уже, пока не освободили нас. Утром что-то перекусили — и на болото, прятаться на целый день. Когда наши пришли — как все обрадовались, обнимались и плакали уже от счастья. Военные довели нас до Бобровичей, там мы переночевали и назавтра пошли в Птичь, поселились в бараках от спиртзавода».

После войны

«Первое время после войны жилось очень трудно. Чтобы прокормиться, мы собирали гнилую картошку, ее терли и пекли блины, они получались синие, твердые, но куда было деваться. Потом на спиртзавод стали привозить патоку (вместо сахара), резали лошадей и выдавали мясо. Мама сходила пешком аж в Старобин, купила там корову. Тогда уже стало нам легче. 

После войны я пошла в Катковскую школу, в первый класс. Не было же особо ничего, расскажу, как нам делали тетради. Возле речки, по дороге на Октябрьский, много немцев побили, так вот там собирали немецкие бумажные мешки, из этих мешков резали бумагу. Брат мне расчертит, и в таких тетрадях я писала.  А школьную форму тоже нам сшили из мешков, юбки и сумки, и так мы ходили первое время, потому что не было ничего».

Софья Васильевна отучилась на медсестру, работала в Октябрьском, там познакомилась с будущим мужем. Несколько лет они жили и работали в Целинограде, Казахстан. Тогда, в пятидесятых годах прошлого века, многие уезжали в целинный край. Потом вернулись на родину, обосновались в Глуске. Софья Васильевна работала операционной медсестрой, позже в зубном кабинете и в инфекционном отделении. Долгая жизнь нашей героини была наполнена событиями, разными, хорошими и плохими, какие-то уже и стерлись из памяти, но война, увиденная детскими глазами, помнится до сих пор.

Записала О. ВАСИЛЕВСКАЯ

Фото из семейного архива С. КУНИЦКОЙ