По распределению на сорок лет
Хрестоматийная триада «тройка, семёрка, туз»… Пушкинскому герою счастья она не принесла — в карты он всё равно проиграл. Более счастливая судьба у другого сочетания, пусть себе и более скромного по степени известности.
Август, год 1972-й… Слово «карта» (географическая) оказалось в соседстве с дорогими для нас понятиями «Глуск, р. Птичь». Случайная, казалось бы, связка сработала гораздо эффективнее. Именно на скромную водную артерию «клюнул» выпускник мединститута Владимир Тисиневич. Быстро оценив распределительную ситуацию, со всей очевидностью понял: удочки сворачивать не придётся. Ни в прямом, ни в переносном смысле. И вот уже сорок лет длится взаимная симпатия. Посёлка к хирургу, хирурга — к посёлку. Да и весь регион, разумеется, не остаётся равнодушным свидетелем.
У художников в ходу выражение «портрет с натуры». Но никогда они не фиксируют её буквально. Передают увиденное в ощущениях, через самое типичное. В итоге получается не фотография, а образ. Не слепое повторение, а попытка осмыслить. Вот и при нашей коллективной степени знакомства меньше всего уместен анкетный подход отдела кадров. Биография — личность в зеркале дел, а не перечисление дат и фактов, что-то вроде «родился, учился, работал»… За всем этим стоят базовые вопросы: где, кем, как? Во имя чего?
Применительно к Владимиру Александровичу Тисиневичу ответ провоцируется легко — «токмо» здоровья ради! Выдача абонемента на деятельную жизнь в мажорном тонусе чаще всего блистательна. Прежде всего, по технике оперирования, диагностической интуиции, смелости и умению брать на себя. В послужном списке тысячи и тысячи операций. Среди них немало и уникальных. По экстренности, пограничности ситуации, степени сложности. А больница-то провинциальная. Не отсюда ли эмоционально обоснованное: «Творит чудеса!»?
Владимир Александрович, благодаря таланту, в подобном режиме начал почти с самого старта. Иной возразит, мол, подумаешь — многие начинания энергичны. Его же заслуга в том, что не только выдержал темп, но и постоянно прибавляет в квалификации.
Для убедительности готовно выстраиваются многие оперативные вмешательства. Ну, скажем, и такое вот… Мужик буквально напоролся на острый, как карандаш заточенный, кол. В результате чуть ли не анатомический коктейль. Прямая кишка, простата, уретра, мочевой пузырь. Любое промедление — смерть. Однако и тут хирург не спасовал, «вытащил» неудачливого «икара», и не к инвалидной, а к самой что ни на есть полноценной жизни. Позже областные и столичные врачи, консультируя пациента, удивлялись качеству и конечному результату по-своему уникальной операции.
Ну как после этого не довериться Тисиневичу?! Про глусчан молчу, иногородние тоже наведываются к Владимиру Александровичу. Человеку даже внешне колоритному. В его физической основательности, кряжистости, мощном черепе угадывается что-то пироговское. Кто-кто, а уж коллеги знают, что стоит за таким сравнением. Для неинформированных замечу: был в позапрошлом веке такой блистательный хирург-новатор.
И действительно, впечатляет уже первый контакт. Его широкие плечи, могучие руки, всю импозантную стать воспринимаешь как установку на здоровье. Дескать, если уж доверился мне, оставайся оптимистом. Будь моим союзником в борьбе за твоё же здоровье, и тогда всё будет о’кей. По сути это продуманное в стратегии и деталях приглашение к конструктивному диалогу врача и пациента.
Хорошо зная и понимая людей, Владимир Александрович всегда ещё и психолог. Лечит не только болезнь, но и реального человека, ею заболевшего. А тут всегда возможны нюансы. Разобраться до конца в их хитросплетениях — высший пилотаж.
Тисиневич в силу специфики лучше других понимает: операционный стол — радикальные решения медицинской проблемы. На предварительных этапах то и дело приходится забираться на другие “территории”. Быть и терапевтом, и невропатологом, и много ещё кем… Вот почему хирург — понятие комплексное, универсальное. В этом притягательность, в этом же и сложность, ибо универсализм любой профессии,— прежде всего, в расширении границ. В отношении Владимира Александровича сказанное не звучит как теоретическое допущение. Разве не он при необходимости успешно овладел эндоскопированием, проведением ультразвуковых исследований? Тот же взгляд на человека изнутри, но только уже другими специализированными средствами.
Не этот ли максимально приближённый к нему взгляд чаще всего делает хирургов рационалистами. Они всегда знают, чего хотят. Иначе как же жить с такой мерой ответственности?
Жизнь оценивается не только по успехам. И он тоже порой мучился от допущенных ошибок. Но опять же в силу профессиональной основательности ему, человеку думающему и анализирующему, всегда удавалось выходить из сложных ситуаций с новым знанием, новым опытом. Поэтому в хирургии, несмотря на горячий темперамент, он — сама собранность. Да и как иначе? Дело такое… Тут просто нельзя не быть человеком точных, единственно необходимых движений. На кону ведь не столько собственная репутация, сколько человеческие здоровье и жизнь. Хотя, прямо скажем, реноме тоже не последняя вещь. Общеизвестно, авторитет порой легче завоевать, чем потом всю жизнь его поддерживать. И хоть жизнь не теорема из школьного задачника, но в ней тоже постоянно что-то приходится доказывать.
Медицина — магистральная часть его жизни. То, что постоянно на виду и известно всем. Но у каждого из нас есть то, что за “кадром”. Особенно в профессии с таким прессингующим напряжением. За её пределами он тоже просто человек. Со своими достоинствами, слабостями, привычками, увлечениями… О рыбацком и любви к природе уже сказано. Разве это не он однажды поднял на ноги чуть ли не весь трёхэтажный дом, чтобы жильцы его перед сном полюбовались зарницей? Или кто-то другой едет с ведром на велосипеде, чтобы выпустить мальков, в каком-нибудь далёком лесном водоёме? Разве это его двойник иногда берёт с собой на рыбалку лопату, добровольно беря на себя роль “санитара”, закапывающего мусор за другими? При этом не испытывает самоуничижения. Скорее, возмущение. Дескать, ну как так можно?! Словом, такое вот проветривание души природой сопровождает этого прекрасного врача всю жизнь.
Жизнь, студенческая молодость, которая содержала спортивные (вольная борьба) и музыкальные интересы (игра на одном из духовых инструментов). При этом постоянная интеллектуальная “подпитка”, читатель-то он тоже далеко не рядовой. Неплохо зная классику, в моей домашней библиотеке всегда предпочитает книги исторического характера, философские, публицистические. С почти непременной попыткой их дальнейшего обсуждения. При этом общих, банальных понятий всегда оказывается мало — необходим личный взгляд на вещи. Пусть себе и не блестящий по литературной формулировке, но зато всегда свой. Что делает любой разговор с ним, как правило, интересным. Согласитесь, не так уж часто встретишь уверенного в себе человека, но без самоуверенности и апломба. А главное, возражения оппонента для него не только допускаемое, но и обязательное условие диалога.
Вот и говори после всего этого, что человек — только профессия. Да нет же, всегда что-то плюсуется. И такого “что-то” в Тисиневиче очень много. Оригинальнейшая личность! Органичная чуть ли не до степени какой-то детской непосредственности. Какой-то большой-большой Карлсон, выбравший делом жизни такое серьёзное, ответственное поприще. Играть какие-то роли, становиться в позу, казаться, а не быть? Нет, всё это не для него. Он всегда и во всём таков, какой есть на самом деле. Делает ли сложнейшую операцию, пьёт ли любимый крепко заваренный чай, смотрит ли футбольный телерепортаж, спорит ли на интересующую его тему… Словом, мощное природное начало не перечеркнуть в нём мишурой наших ежедневных “ритуалов” и условностей. Скорее наоборот: оно ещё более ощутимо на контрастном фоне.
Тисиневич не коренной глусчанин. Его родина — одна из деревушек под Клецком. Ну и что из этого? Пишу о нём, как говорится, не по месту рождения, а по праву сделанного им для уже ставшей родной Глусчины. И вот тут-то мало кто с ним сравнится.
…Помнится, у одного из французских писателей есть эпизод, где в комнату входит хирург в белом халате, будто само спокойное могущество дня. Мне почему-то кажется, что это сказано и о нём тоже. А то, что я здесь изложил, всего лишь попытка на что-то посмотреть в другом ракурсе. Пока человек живёт, о нём ничего не расскажешь до конца, его условный портрет всегда на мольберте.
Наум САНДОМИРСКИЙ
Фото Сергея РУДИНСКОГО
